Читать книгу "Muse. Electrify my life. Биография хедлайнеров британского рока  - Марк Бомон"

Мэтт Беллами

Из огромных арен в Европе мы вернулись к выступлениям перед 200 слушателями в каких-то непонятных дырах. Поначалу это даже казалось клевым, но мы выбегали на клубные сцены, пытались делать наши обычные сценические движения, и все разваливалось. Я разбил лицо, мне пришлось накладывать швы на губу. Вот цена, которую приходится платить, когда слишком привыкаешь к большим сценам. Но было приятно, что к нам там относились как к новой группе, – это чувство, когда тебя снова открывают для себя. Мы снова дошли от выступления в маленьких клубах до залов на три тысячи человек. Немногие группы получают такие же ощущения дважды.

Крис Уолстенхолм

Худшим концертом для меня был фестиваль V, там было тяжко. Я просто не хотел там быть, и в какой-то степени меня там и не было. Я очень расстроился: думаешь, что можешь играть каждый вечер, принимаешь это как должное, а потом вдруг не можешь играть, и я был так жутко разочарован, даже не ожидал. Я типа играл на синтезаторе на двух этих концертах, и поначалу я думал, что все будет весело: «А, да все просто, буду торчать на сцене и тыкать в клавиши», но когда мы начали играть, я подумал: «Это вообще неправильно». У нас было буквально дня четыре на репетиции, а выступление на V просто так не отменишь – это такой большой концерт. Ужасно было. Буквально за день до шоу мы чуть не сказали, что не сможем выступить.

Глава девятая

Мэтт Беллами узнал много полезных советов из учебника по выживанию после ядерной катастрофы под названием Dare To Prepare («Решись и подготовься»). Одним из таких советов стало руководство по очищению воды: в случае ядерной катастрофы незагрязненная вода будет в невероятном дефиците, так что уважающий себя выживальщик оборудует систему очистки. Куча больших мусорных корзин, наполненных камнями, землей и специальными очистительными таблетками, с отверстиями внизу, чтобы все примеси остались внутри, а чистая вода вышла. Еще нужно жить в доме с большим подвалом, заполненным огнестрельным оружием, консервированными бобами и сухими макаронами. Если вы заполните серебристые мусорные пакеты подобной едой, принесете в подвал баллон с азотом, накачаете азот в мешки и запечатаете их, такая еда пролежит десять лет.

И самое главное: расположение, расположение, расположение. Поскольку Америка – самая вероятная цель для нападения террористов, да и Британия с Испанией не намного отстают, лучше быть где-нибудь в другом месте, в какой-нибудь глубинке континентальной Европы. Мэтт предпринял определенные шаги по обеспечению будущей безопасности в июне 2005 года, перебравшись из Лондона в Италию: он купил виллу близ Мольтразио[141], в нескольких милях от Милана, и поселился там с Гайей. Мэтту нравились те места: он провел там немало времени в последние пару лет, навещая Гайю: она отучилась на психолога в Лондоне и переехала обратно в Италию, чтобы начать в местном госпитале работу над докторской диссертацей. Там было невероятно живописно; все виллы встроены прямо в горы, стоящие над озером Комо, и Джордж Клуни регулярно там бывал, проводя время на огромной, хорошо защищенной яхте. Виллой Мэтта когда-то владел сицилийский композитор Винченцо Беллини, там проводил отпуски Фрэнк Синатра, и, показывая происхождение некоей «мьюзовской» симметрии, Уинстон Черчилль пользовался ею в качестве укромного уголка, когда ему нужно было отдохнуть от стрессов и напряжений Второй мировой войны и нарисовать пару пейзажей.

Чтобы вписаться в итальянскую жизнь, Мэтту для начала пришлось преодолеть свою сильнейшую арахнофобию – местность буквально кишела пауками, а в своей постели, отходя ко сну, Мэтт каждый день находил сороконожек размером с ладонь, – научиться местному языку и дать Гайе поработать над новым, изысканным стилем одежды; теперь Мэтт носил черные рубашки с белыми подтяжками. А потом настала пора заниматься музыкой: в здании был огромный, больше похожий на пещеру подвал, который Мэтт решил переоборудовать в студию, чтобы записываться там с группой. К сожалению, несмотря на обещания строителей, работы так и не удалось завершить к сентябрю, когда настало время записывать четвертый альбом, так что Muse пришлось искать другое, такое же уединенное место. Где-нибудь подальше от влияния друзей или коллег, чтобы расширить свои музыкальные горизонты, в каком бы направлении ни пришлось двигаться, по-новому взглянуть на свою совместную игру как трио и, что важнее всего, не попасть под бомбардировку, когда начнется Третья мировая война.

Шато Мираваль в Провансе – замок XVII века, отрезанный от мира наклонными садами и акрами свежих виноградников. Когда-то это место было монастырем и, похоже, даже тайным убежищем тамплиеров (и там до сих пор водились их призраки), а если заглядывать еще глубже в мифическую историю региона, – домом, где скрывалась Мария Магдалина после смерти Иисуса. Несколько веков им владела семья Орсини, и в конце концов замок превратился в один из самых прославленных виноградников региона, производя замечательные вина с 1850 года и по сей день. Джазовый пианист Жак Лусье построил там студию звукозаписи, которой в семидесятых и восьмидесятых пользовались Стинг, The Cranberries и Шаде – и именно там Pink Floyd записали свой масштабный шедевр мрачности и изоляционизма, The Wall, и, возможно, тьма, окружавшая этот альбом и распад группы, случившийся вскоре после него, сказалась и на студии, потому что к 2005 году она уже довольно давно не использовалась. К тому времени замок полностью сосредоточился на производстве вина.

Для Muse, впрочем, место было идеальным. Побывав в замке один, Мэтт затем убедил всю группу, что это идеальное место для сочинения и записи, и они втроем принялись уговаривать владельцев замка снова открыть студию и разрешить им там записываться. Они с неохотой согласились (хотя Muse чувствовали, что им там не рады; весьма бесцеремонный владелец постоянно прерывал их репетиции и запись), и группа в сентябре переехала туда на два месяца, полная идей и готовая исследовать новые направления. Они сформулировали для себя следующее правило: если начнут песню и она будет звучать хоть сколько-нибудь похоже на то, что они уже играли, то просто выбросят её и попробуют что-нибудь новое.

Мощный текст, который Мэтт сочинял для Take A Bow (рабочее название Hex), заставил их сочинять не менее навороченную музыку, и, отбросив временные ограничения и беспокойства по поводу того, как играть новый материал вживую, Muse почувствовали себя полностью свободными, перестраивая группу в любой форме, которая им нравилась, сочиняя музыку для себя – точно так же, как до Showbiz. Ничего не было слишком заезженным или слишком дурацким, чтобы не попробовать; они не боялись идти по совершенно любой доступной дороге. Записывая репетиции в виде демо-версий в концертной комнате и одновременно готовясь к более «формальной» записи, как только песни обретут форму (чтобы переход от репетиций к сочинению вышел максимально безболезненным, по крайней мере, такой был план), они буквально фонтанировали идеями для альбома под рабочим названием Equilibrium, записав много материала, но так ничего как следует и не закончив. Для одного трека они воссоздали целый «пьяный военный оркестр», а восьмиминутные песни стали нормой: группа видела перед собой множество новых направлений, но даже не представляла, какое из них верное и по какому можно добраться до законченного, связного альбома. Группа вдохновлялась галопирующими арпеджио южноевропейской народной музыки из Сицилии и Неаполя – именно она, поняли они, стала первоисточником мексиканской музыки мариачи, – и привлекла курившего, как паровоз трубача по имени Франко, с которым познакомилась в баре, чтобы тот сыграл вступление к Knights Of Cydonia, песне, которая постепенно превращалась в мегалитическое чудовище, потому что Мэтт хотел вставить в нее космическую серф-гитару в стиле Джо Мика, как на отцовском хите Telstar. В качестве дани уважения величайшему достижению Джорджа Беллами Мэтт попытался заставить свою гитару во вступлении звучать точно так же, как клавиолин на Telstar, давно вышедший из моды монофонический переносной клавишный инструмент на батарейках, а еще он хотел передать атмосферу Дикого Запада из саундтреков фильмов Клинта Иствуда, которые вся группа регулярно смотрела в студии. Группа столько всего запихнула в эту песню – трубы, взрывы, топот несущихся лошадей, секции с вокодером, мощнейшую металлическую коду, – что она угрожала стать длиной минут двадцать.